Инь и Янь. Современные рассказы - Генрих Корн

– Кавказцы не ассоциируют себя с Россией и русским народом, – отрезал Ваня. – За исключением армян и грузин в определённый исторический период, Кавказ никогда не хотел быть русским. Его силой заставили и продолжают заставлять быть в России. И их этнос не перемешивается с русским в пользу последнего. Скорее наоборот, если судить по южным регионам. Во время царской войны на Кавказе горцы жили в горах, а не на равнине. На равнине жили казаки. Грозный – русская крепость, между прочим, направленная как раз против набегов горцев. А теперь горцы и в горах, и на равнине, и в Москве, если что.

– Если они не хотят – это их право. Поляки не хотели – ушли. Финны не хотели – ушли. Туркмены, казахи, узбеки, прибалты не хотели – ушли.

– Интересно, когда русские не захотят, тоже уйдут? – ухмыльнулся другой Олежка.

– А куда русским-то уходить из своей страны?

– В историческое небытие, исходя из твоей любви ко всякого рода смешениям, Олег.

– Без русских не будет и России.

– Россия давно уже русским не принадлежит.

– А кому же?

– Нам.

– Кому это «нам»? Ты – не русский, что ли?

– Что ли, нет.

– А кто?

– Ну что же, позволь представиться, Олег. Сделаю для тебя некоторое открытие. Козер Олег Генрихович.

– Немец, что ли? Нашлись тоже немцы. Наши немцы – это наши немцы. У нас Романовы были – непонятно – то ли немцы, то ли русские. Вот уж кто-кто, а русские немцы точно растворились в славянской бочке.

– Ваши немцы – это ваши немцы. Дай Бог всем русским быть такими русскими, как некоторые немцы. Но наши не немцы и не русские и никогда ни теми, ни другими не будут. Наши – это наши, и этим они выгодно отличаются от всех остальных.

– Да еврей он, Олег! – снова влез Ваня. – Ну что ты как маленький?..

– Ой, вот только не говорите, что евреи – это чистая нация! – разгорячился Олежка-муж. – Пожалуй, вот тут-то намешано больше, чем у остальных. В Израиле одни евреи, в Европе – другие. В Америке – американские, в России – русские. Даже негры-евреи есть.

– У нас смешение крови не является ключевым. Евреи – другой человеческий уровень. Вот ищут антропологи недостающее звено между человеком и обезьяной. То есть между человеком и животным. А оно уже есть, это звено. Ходит, ест, спит, рожает детёнышей, даже иногда становится антропологом и ищет недостающее звено. И это звено – вы все, неевреи. Вы – недостающее звено между человеком, то есть евреем, и животным. Звено заключается не в теле, а в душе человека. Материалистической науке это открыть не дано, потому что она материалистическая. Итак, Олег, вот тебе открытие! Слушай и запоминай – у любого нееврея тело человеческое, а душа животного. А на нематериальном уровне другие законы. И какая, спрашивается, разница, какая кровь подмешивается в тело, в котором человеческая душа? Это у вас роды, виды, подвиды. У человека только одна разновидность – человек!..

– Это какой-то фашизм! Похлеще, чем у немцев!..

– Правильно. Наши слишком долго жили среди немцев, чтобы те как высокоразвитые животные не усвоили себе такую простую вещь – иерархичность всего живого. Однако человек умнее даже самого умного животного.

– А «ваши» в таком случае не боятся, что животные обратятся и истребят людей? – съязвил Олежка-муж.

– А ты где-нибудь наблюдал подобное в материальном мире? Наоборот, дело идёт к тому, что животных на Земле вовсе не останется. Если только в зоопарках. Нет, наши не боятся. Та же тенденция наблюдается и в нематериальном мире. Евреи не растворяются среди других. Просто идёт наступление человеческих душ на нечеловеческие. Современная Россия – это просто огромный зоопарк или, если хочешь, резервация, заповедник. Русского как одного из проявлений нечеловеческой души в России почти не осталось. Всё наше.

– Это как? Всё «наше»?

– Всё не наше, Олег, – пояснил Ваня. – Представь, что ты – младенец и сосёшь у мамки титьку. Ты уже привык к вкусу мамкиного молока, любишь его запах, засыпаешь с его сладостью на губах, испуганно хватаешь зубками сосок, когда тебе вдруг почудится, что мамка ушла, и ты остался один-одинёшенек на всём белом свете, маленький и беззащитный, либо просто гладишь титьку пальчиками, когда ты сыт, а спать не хочется. Это всё твоё – родное и бесценное. А теперь увеличь картинку и посмотри со стороны иными, взрослыми глазами, с высоты твёрдо стоящих на земле ног. Смотри, лежит младенец – это ты – в грязных неухоженных яслях и обсасывает бедный, несчастный ребёночек, закрыв слабенькие глазёнки, резиновый сосок от бутылки, наполненной суррогатом из сухого молока и ополосков, скажем, коровьего для вкуса, ну и простой воды из-под крана для видимости изобилия. Ко всему прочему, малыш обоссан, обосран, а то и вовсе гол. Никто не помоет его, никто не переменит пелёнки, никто не накроет и не споёт мамкину песенку. Потому что мамки нет. Мамку твою схватили злые дядьки и тётьки и заставляют её кормить своих детей, чтобы они выросли здоровыми и сильными. А ты вырастешь слабым и больным. И будешь работать на злых дядек, чтобы они продолжали похищать мамок других детей. Тебе позволят, когда ты станешь мужчиной, «огулять» какую-нибудь мамку, сделают тебя папкой, чтобы народить некоторый приплод будущих мамок и папок. И это всё – твой мир, твоё родное и бесценное, потому что другого ты не знаешь. Ты никогда в жизни не пробовал настоящего молока твоей мамки. Ты никогда не чувствовал сладкого запаха её титьки. Ты никогда не слышал её песен. Всё, что ты слышал – это снисходительное бормотанье где-то наверху, там, где находятся рты злых дядек и тётек. Ты никогда не ощутишь ласку твоих родителей. Тебя никто не погладит по головке и не уложит спать, когда ты заболеешь. Ты никогда не полюбишь девушку, потому что ты не знаешь, что такое любовь, потому что всё, до чего тебе позволят прикоснуться, – это вагина подпущенной к тебе самки. И никакого сердца. Никакой души. Ты умрёшь, так и не узнав радость отцовства, а потом дедовства. Ты будешь умирать на грязной лежанке ворчливым желчным стариком, потому что тебе опять не принесли тарелку холодного протухшего супа. И последнее, что тебе придёт в голову, что злые дядька и тётька – не твои настоящие папа и мама. Точнее, тебе это никогда не придёт голову, так же, как свинье не приходит в голову, зачем её кормят, а потом ведут на нож.

Олежка-муж растерянно отодвинул от себя кружку с пивом.

– Да это мрак какой-то… – выговорил он, с трудом прожёвывая фисташку. – Ладно он, Козер Олег Генрихович… полноценный якобы человек… но ты-то, Вань, русский… Как ты можешь так говорить?.. Как ты можешь так чувствовать Россию?.. Я не верю… Хватит мне вешать на уши эту юдофобскую лапшу…

Волнение Женечки усилилось десятикратно. Её мало интересовал сам разговор, но по ходу него она вывела для себя умозаключение, что Олежка-муж проиграл в споре, что другой Олежка как-то на порядок умнее, и это обстоятельство заставило её инстинктивно отстраняться от проигравшего и тяготеть к победителю.

Рука другого Олежки всё решительнее и наглее оставляла коленку и приближалась всё ближе к растопленному донельзя внутреннему «я». Женечка не хотела тут, при муже, позволять так много, это было очень легкомысленно и опасно, но почему-то позволила, послушно раздвинув ноги, освобождая путь к жаждущей нежности вагине.

– Ты – дурак, Олег! – наконец не выдержала Анечка. – Знаешь, на кого ты похож? На олуха с ветвистыми рогами, жену которого трахает другой. Все вокруг знают и видят это, в то время как ты женоподобно закрываешь лицо руками и говоришь: «Я не верю». Ещё поплачь. Может, от этого что-нибудь изменится. Скажи себе: «Всё хорошо. Все врут». Убейся позитивом. Ведь ты даже если застанешь жену в постели с любовником, отвернёшься и захныкаешь: «Это неправда». Или тупорыло пошутишь: «Ах, вы меня разыгрываете!.. Прекратите, а то я начну держать вам свечку!.. Как же, у вас так темно!.. Прямо мрак!..». Такие, как ты, Олег, и просрали Россию!

– Всё, с меня хватит! – вскочил Женечкин муж. – Мы уходим, Женя!.. Я думал, твои друзья – интересные интеллигентные люди, а они… самое настоящее быдло!.. Один – человеконенавистник, другой – юдофоб, а девушка – просто хамка. Надо позитивно смотреть на мир, тогда люди к вам потянутся и будут вас уважать!.. Пошли, Женя!.. – Женечка втянула голову в плечи, но с места не двинулась. – Как, ты остаёшься? Женя, ты что?.. Ладно, я ухожу один! Я жду тебя дома!

Когда он вышел из кафе, Анечка засмеялась:

– Я одна не уважаю этого позитивного «теплушника»? Или вы как-то особенно к нему потянулись?..

– Анька права, – сказал Козер. – Русские действительно просрали Россию. Они безнадёжны. Женечка, ты случайно не кончила под столом, милая?..

– Ну зачем вы так с ним? – укорила Женечка кого-то в пустоте и стыдливо сдвинула ноги.